[@Дана]

Такого же еще не было?

"Как чувствуется виктимность, или Зачем Есенин плачет?

Неоднократно встречалась со стереотипами, мол, виктимы – это такие нытики, которых вечно надо жалеть, утешать и успокаивать. Ну ведь тошно читать же. Не могу сказать наверняка за всех виктимов, но за ИЭИ, во всяком случае, попробовать могу.

Итак, мы не ноем. И утешение от всех подряд нам тоже не надо. Мы можем в порыве душевности, за рюмкой чая или без неё, рассказать хорошему (такому же душевному) человеку о том, что на сердце. И если на сердце в данный момент кака, то это просто факт. Это вообще не повод и не стремление снискать жалость. Даже наоборот, если этот хороший человек начнёт сюсюкать что-то вроде «ути бедненький, как мне тебя жаль» (характерно для Гексли, имхо), впоследствии с этим человеком душевности будут сведены к минимуму: ну не хочется такого сочувствия, и не верится в него вообще никак. А вот если он скажет «ох, нифига же себе, как тебя жизнь-то потрепала, чувак, да ты как жив-то ещё?», то это да, греет самолюбие. Но согласитесь, это не похоже на жажду утешения? ������

То есть по факту то, что другие могут принять за нытьё и жалобы, по сути, для Есенина нытьём и жалобами не является.

А вот прям чтоб ныть и жаловаться – это ну очень редко. Чаще всего всё нытьё глубоко внутри. Были ситуации, когда кто-то обидел (ну, в буквальном смысле довёл до слёз). В этом случае сбегаешь в самый далёкий угол и не высовываешься, пока не высохнут слёзы. Да, где-то глубоко внутри зреет желание, чтобы пришёл некто большой и сильный и заметил, и сказал нечто типа «всё фигня, кроме пчёл». Но это не далее чем глубинное желание. И никогда искренняя обида Есенина не будет напоказ, даже если этот большой и сильный находится в пределах досягаемости. Как-то это ниже собственного достоинства – вызывать к себе жалость и явно просить о помощи.

Другое дело – когда невозможно сбежать в этот далёкий угол. Ну, тупо нельзя покинуть место, где обидели. Тогда да, вы сможете наблюдать. Все эмоции и вся обида у Есенина будут на лице. Нет, в красивые яркие истерики это не выльется. Скорее, встретите лицо кирпичом и напускную надменность, ну и уставится Есь в одну точку, якобы работая/читая/изучая/смотря фильм. Если в этот момент обратитесь, получите максимально лаконичный ответ, либо вообще Есенин ограничится кивком или мотанием головы. Лично я вот в подобные моменты сдерживаюсь изо всех сил, чтобы ничем не выдать глубину обиды. И – увы! – именно это «изо всех сил» и выдаёт. Ну, не умеем мы прятать эмоции. Это уж извиняйте. Не нравится – ваше право проигнорировать, никто не будет настаивать и хныкать "обрати на меня внимание, ну, пожаааалуйста". Сами переживём, и не с таким справлялись. Там, где другие крушат мебель, бьют посуду или пускаются в крик с пеной у рта, Есенин изо всех сжимает зубы и старается быть спокойным. Но Есенин никогда не эмоционирует напоказ. Он просто не умеет скрывать эмоций, хотя честно пытается.

Опять же хорошо, когда кто-то заметит и среагирует правильно. Не сопливым «ути-пуси», а хотя бы просто похлопает по плечу и посмотрит в глаза, пусть даже и с укором, но вербально или невербально донесёт, что всё ништяк, и это пройдёт (кстати, у всех базовых и творческих ЧСников это отлично, весьма убедительно получается). А ещё лучше – без лишних соплей и привлечения внимания общественности поможет разрулить ситуацию хотя бы советом.

После того как обида пройдёт, можно уже порефлексировать и даже сформулировать, что именно и как обидело, - разложить по полочкам, проговорить. Имхо, подобное проговаривание бесценно в отношениях с логиками, особенно с базовыми белыми: до них-то доходит только в виде спектаклей с метанием огня.

Кстати, бить посуду и высекать искры мы тоже умеем, но это всё поверхностное и быстро преходящее. Бить посуду – это в ответ на то, что задело не слишком глубоко, это только совсем в близком кругу, и это ближе к манипуляциям, чем к выражению реальных негативных эмоций, как мне кажется.

Отношение к собственной физической боли: от «интересненько» до «о, это испытание». Можно пожаловаться кому-то, что больно, но опять же не всем подряд и зависит от конкретной ситуации. Но никогда для того, чтобы вызвать жалость или избежать работы. Наоборот: преодоление боли - это круто. Это поднимает себя в своих же глазах.

Отношение к чужой физической боли: если есть реальный обидчик, пойти дать ему в глаз; если есть возможность помочь делом – помочь (отвести к врачу, обработать рану, наложить повязку и пр.). Кстати, вот утешать в духе "ути-пути" тоже сложно. Либо как-то попытаться помочь, либо сказать что-то типа "ну ты держись там", и при этом чувствовать себя неловко. Если чужую «боль» показывают, например, по ТВ и ничего изменить не могу, то я просто не буду на это смотреть, мне это действительно тяжело.

Наиболее ярко виктимность проявляется, когда ну очень хреново на душе. Как именно? Ну, кроме слёз в самом дальнем тёмном углу и затяжной депрессии. На самом деле, мерзко проявляется. Хочется сделать больно себе. Просыпается мазохизм, фатализм и пофигизм. Тут фантазия ничем не ограничена: от банального, но не радикального самочленовредительства (в стремлении перевести боль душевную на физический уровень) до пойти погулять по встречке, по карнизу, заняться экстремальным спортом без подготовки и без экипировки. Забухать тоже можно, но чаще всё вместе: сначала бухнуть, а потом пойти гулять по карнизу. Такое бывает очень редко, но от души. Если случилось один раз в жизни и пережито самостоятельно, то очень большая вероятность, что больше не случится (Есенин обучается и, в итоге, самодуализируется, учится управлять эмоциями, не впускать лишнее). Что Есенин хочет в подобные моменты безумия? Да чтобы просто кто-то сгрёб в охапку (и не абы кто, а чаще всего вполне конкретный человек), настучал по башне, но при этом сказал: «Да что ж ты творишь, Есенин? Ты же мне нужен».

Автор: ИЭИ" (с)